Хорал [litres] - Кент Харуф

в его сторону, едва не задев лицо, и он побежал за ней, снова хлестнул; но, уже почти направившись в раскол, она резко развернулась и побежала к забору, подобрала ноги и прыгнула на него. И повисла на нем. Пробила верхнюю доску и застряла. Теперь, вися на заборе, она взревела, обезумев от ужаса. Она пиналась и лягалась.

– Проклятье! Прекрати! – заорал на нее Гарольд.

Они с Рэймондом подбежали к ней.

– Ну же! Прекрати! Вот ты чертова старая костлявая стерва!

Они собрались вокруг нее, пытаясь ее угомонить, успокоить, но она лягалась и билась в безумной ярости, им не удавалось даже приблизиться. Наконец Гатри перелез через забор и подобрался к ней спереди, толкнул ее назад, попробовав снять с забора, но она так билась и пиналась, раскачиваясь на доске, что умудрилась накрениться и внезапно полетела головой вперед в другой загон, сделав тяжеловесное сальто – старой угловатой головой вниз, затем крестцом, с грохотом упав на землю. И осталась тихо лежать.

– Ты только глянь, – сказал Гарольд. – Ну давай. Оставайся тут. Может, это тебя хоть чуть-чуть образумит.

Они смотрели на нее. Ее бока вздымались, но сама она не двигалась. Только оглядывалась по сторонам. Перебравшись в этот загон, Гатри подошел к ней и задрал ногой ее голову. Это ее испугало. Она задрожала и вдруг вскочила, Гатри отошел, а она стояла шатко, осматриваясь. На боку, там, где она напоролась на поломанную доску, зияла рана. Порванная шкура дрожала, кровь яркими быстрыми каплями стекала с нее, а спина и макушка запылились. Корова была похожа на чудище со средневековых гравюр – грязная, окровавленная, суровая. Она покачала испачканной в земле головой, сделала пару шагов и, прихрамывая, пошла к остальным коровам и телкам. Те настороженно расходились от нее.

Гатри спросил:

– Привести вам ее обратно?

– Нет. Оставь, – ответил Гарольд. – Сейчас ее ни в жизнь сюда не перегнать. Она либо стельная после быка, либо нет. Похоже, она считает, что у нее теленок, раз уж так сильно хочет там оказаться.

Он посмотрел на нее среди остального стада.

– Как бы то ни было, ты ей здорово не понравился, Том.

– Я отгоню ее к вам, – повторил Гатри. – Если хотите.

– Нет. Брось. Будем посматривать за ней.

– А что насчет раны?

– Заживет. Думаю, она питает к нам столь сильное отвращение, что не сдохнет. Она не доставит нам такого удовольствия.

Мальчики помогли отогнать проверенный скот на соседнее пастбище. Дикая рыженогая корова ковыляла в середине стада. Две пустые коровы остались в загоне и звали остальных: мычали, задрав морды, подошли к забору и выглядывали из-за него на товарок. Возле раскола мальчики помогли собрать лекарства и шприцы, сложить их в багажник машины. Затем они забрались в «додж», уселись рядом с отцом, и печка обдувала горячим воздухом их колени, пока отец еще беседовал с Гарольдом. Рэймонд подошел к ним с их стороны.

– Откройте окно, – сказал отец. – Он хочет с вами поговорить.

Старик стоял на холоде, на песчано-гравийной площадке возле пикапа, вынул мягкий кожаный бумажник из внутреннего кармана холщовой куртки и расстегнул его. Порылся внутри и выудил две банкноты. Передал их через открытое окно мальчикам.

– Надеюсь, это послужит компенсацией, – предположил он.

Они застенчиво взяли деньги и поблагодарили его.

– Приезжайте сюда, когда захотите, – продолжил он. – Мы будем вам рады.

– Погоди-ка, – возразил отец. – Это лишнее.

– А ты не вмешивайся, – сказал Рэймонд. – Это касается меня и мальчиков. Тебя это не касается, Том. Мальчики, приезжайте сюда, когда захотите.

Он попятился. Мальчики смотрели на него. На его старое, обветренное лицо, покрасневшие глаза, натянутую на лоб зимнюю шапку. Он казался спокойным и добрым. Они держали деньги в зажатых кулаках, ждали, не смотрели на банкноты, пока отец наконец не попрощался и не завел пикап, и они развернулись прочь от раскола, миновали дом и затряслись по проселочной дороге, а гравий бил по крыльям машины, и они ехали на закат, и небо потихоньку темнело. Только тогда они взглянули на деньги. Развернули их. Он дал каждому по десятидолларовой купюре.

– Это слишком много, – заметил отец.

– Нам их вернуть?

– Нет, – сказал он. Снял шляпу и почесал затылок, снова ее надел. – Думаю, нет. Это бы их обидело. Они хотят, чтобы вы оставили деньги себе. Им понравилось, что вы работали с ними.

– Но папа, – сказал Айк.

– Да?

– Почему они не женились? Не завели семьи, как все остальные?

– Не знаю, – сказал Гатри. – Иногда люди не женятся.

В пикапе теперь было тепло, они ехали по дороге округа. За канавой тянулся забор, заваленный перекати-полем и заросший кустарником. Наверху, на перекладине телефонного столба, сидел ястреб, медный в свете заходящего солнца, и они смотрели на него, но он не повернул голову, когда они проезжали под ним.

– Наверно, не нашли подходящих девушек, – продолжил отец. – Откуда мне знать.

Бобби выглянул в окно. Сказал:

– Наверно, они не хотели расставаться друг с другом.

Гатри взглянул на него.

– Может, и так, – согласился он. – Может, именно это и случилось, сынок.

На шоссе Гатри с мальчиками повернул на север, и в пикапе теперь стало тише, ведь они ехали по асфальту в направлении города. Гатри включил радио, чтобы послушать вечерние новости.

Виктория Рубидо

Когда она назвала свое имя женщине средних лет, сидевшей по ту сторону окошка от нее, та сказала: «Да, миссис Джонс звонила», – поставила галочку в анкете перед ее именем и передала девушке заполнить три страницы на планшете. Девушка взяла их, прошла на свое место в приемной, разложила листы на коленках, склонилась над ними, и волосы упали ей на лицо темным плотным занавесом, но она ловко откинула их назад привычным жестом, уложила за плечи. Там были вопросы, на которые она не знала ответов. У нее спрашивали, был ли в ее семье рак, болели ли родственники со стороны отца сердечными заболеваниями, а родственники ее матери – сифилисом. Всего больше ста вопросов. Она ответила на те, что могла, написала то, в чем была уверена, полагая, что будет неправильно гадать насчет остальных, словно это какой-то школьный тест. Закончив, отнесла планшет с анкетой женщине за окошком.

– Я не знаю всех ответов, – сказала она.

– Вы ответили о том, что знаете?

– Да.

– Тогда сядьте. Мы вас вызовем.

Она снова села. Приемная представляла собой длинный узкий коридор с растениями, подвязанными к палочкам, расставленными в горшках перед четырьмя окнами. Помимо девушки, в приемной ждали еще три человека. Женщина с маленьким мальчиком, чье лицо было желтым, как бумага в блокнотах, а